Заголовок гласил: «ЧЕРЕПАХА И ТАХИОН УНИЧТОЖИЛИ ГРУППУ НАРКОТОРГОВЦЕВ». Том вклеивал статью в альбом, когда Джоуи вернулся с пивом.

– Они не написали «Великая и Могучая», – заметил Джоуи, ставя перед Томом бутылку.

– Зато мое имя идет первым, – сказал Том. Он салфеткой стер густой белый клей с пальцев и отодвинул альбом в сторону. Под ним обнаружились схематические чертежи панциря, сделанные его рукой. – Ну, – сказал он, – куда будем ставить проигрыватель, а?

Интерлюдия два

«Нью-Йорк таймс»,

1 сентября 1966 года

В годовщину дня дикой карты

В ДЖОКЕРТАУНЕ ОТКРОЕТСЯ НОВАЯ КЛИНИКА

Вчера в Нью-Йорке было объявлено об открытии построенной на частные средства исследовательской больницы, которая будет специализироваться на лечении жертв такисианского вируса дикой карты" Объявил об этом доктор Тахион, инопланетный ученый, который помогал разрабатывать вирус и теперь займет пост руководителя нового медицинского центра, расположенного на Саус-стрит.

Медицинское учреждение будет носить название Мемориальной клиники Блайз ван Ренссэйлер, в честь покойной миссис Блайз Стэнхоуп ван Ренссэйлер, с 1947 по 1950 годы входившей в знаменитую группу «Экзоты за демократию» и умершей в 1953 году в лечебнице «Виттьер». В широких кругах она была более известна как Мозговой Трест.

Клиника ван Ренссэйлер откроет свои двери для посетителей 15 сентября, в двадцатую годовщину распыления вируса над Манхэттеном. Больница, рассчитанная на 196 коек, будет оказывать экстренную помощь и амбулаторную психологическую помощь. «Мы собираемся обслуживать ближайший район и весь город в целом, – сообщил доктор Тахион на пресс-конференции, состоявшейся на ступенях „Могилы Джетбоя“, – но нашей первоочередной задачей будет лечение тех, кто долгое время не получал вообще никакого лечения, – джокеров, чьи уникальные и зачастую отчаянные медицинские потребности игнорировались существующими медицинскими учреждениями. Дикая карта была разыграна двадцать лет назад, и это продолжающееся умышленное пренебрежение преступно и непростительно». Доктор Тахион выразил надежду, что Клиника ван Ренссэйлер со временем может превратиться в ведущий мировой исследовательский центр по проблемам дикой карты и будет координировать усилия, направленные на создание лекарства от дикой карты, так называемого «козырного» вируса.

Клиника разместится недалеко от берега реки в историческом здании, которое было построено в 1874 году. С 1988 по 1913 годы в нем располагалась гостиница, известная под названием «Приют моряка». С 1913 по 1942 годы здесь был «Приют святого сердца» для малолетних преступниц, после чего здание переоборудовали под дешевые меблированные комнаты.

Доктор Тахион заявил, что здание было приобретено и полностью отреставрировано на средства бостонского Фонда Стэнхоупов, возглавляемого мистером Джорджем С. Стэнхоупом. Мистер Стэнхоуп – отец миссис ван Ренссэйлер. «Я знаю, что, если бы Блайз была жива, она сейчас не хотела бы ничего иного, как работать бок о бок с доктором Тахионом», – сказал мистер Стэнхоуп.

На начальном этапе работа клиники будет финансироваться за счет платы за прием и частных пожертвований, но доктор Тахион признался, что совсем недавно вернулся из Вашингтона, где встречался с вице-президентом Хамфри. Источники, близкие к вице-президенту, утверждают, что администрация рассматривает вопрос частичного финансирования джокертаунской клиники за счет Сенатского комитета по исследованию возможностей и преступлений тузов (СКИВПТа).

Заявление доктора Тахиона было встречено восторженными аплодисментами со стороны собравшейся толпы численностью приблизительно пятьсот человек, многие из которых несомненно явились жертвами вируса дикой карты.

Льюис Шайнер

Долгая темная ночь Фортунато

«The Long, Dark Night of Fortunato»

Единственное, о чем он был в состоянии думать, – какой же красавицей она была при жизни.

– Я должен спросить вас, можете ли вы опознать останки? – обратился к нему полицейский.

– Это она, – сказал Фортунато.

– Имя?

– Эрика Нейлор. «Нейлор» через "е".

– Адрес?

– Парк-авеню, шестнадцать.

Полицейский присвистнул.

– Шикарно жила дамочка. Ближайший родственник?

– Я не знаю. Она была из Миннеаполиса.

– Ну да, они все оттуда. Можно подумать, этих шлюх там в питомнике разводят.

Фортунато оторвался от ужасной зияющей раны на горле девушки и взглянул полисмену прямо в глаза.

– Она не была шлюхой, – проскрежетал он.

– Разумеется. – Мужчина пожал плечами, но отступил на шаг назад и уткнулся в свой планшет. – Я напишу, что она была манекенщицей.

«Гейшей», – подумал Фортунато. Она была одной из его гейш – забавной и хорошенькой. Кулинарка, массажистка и психолог, хотя и без лицензии, в одном лице, и неистощимая фантазерка в постели.

Она была третьей его девочкой, которую за последний год искромсали на куски.

Он вышел на улицу, отдавая себе отчет в том, как пугающе выглядит. Он был шести футов росту, худющий, как наркоман, а когда горбился, его грудная клетка, казалось, растворялась в позвоночнике. Ленора ждала его, кутаясь в черный жакет из искусственного меха, несмотря на то что наконец-то показалось солнышко. Усадив его в такси, она назвала водителю свой адрес.

Фортунато смотрел из окна на длинноволосых девиц в расшитых джинсах, на черные плакаты в витринах, расписанные яркими мелками тротуары. Близилась Пасха, но мысль о весне оставила его холодным, как кафельный пол морга.

Ленора взяла его за руку и сжала ее, Фортунато откинулся на сиденье и закрыл глаза.

Она была новенькой. Одна из его девочек вытащила ее из лап бруклинского сутенера по кличке Вилли Кувалда, и Фортунато заплатил за нее пять тысяч долларов «неустойки». На улице хорошо знали, что, вздумай Вилли возражать, Фортунато отдал бы те же самые пять тысяч, чтобы Вилли прикончили. Такова была текущая рыночная цена человеческой жизни.

Вилли работал на семью Гамбионе, и Фортунато не раз приходилось сталкиваться с ними – едва ли не лбами. Он был черным – ну, наполовину черным – и к тому же независимым, и это делало его основным объектом кровожадных фантазий дона Карло. Сильнее, чем такое сочетание, дон Карло ненавидел только джокеров. Фортунато вполне мог бы заподозрить старика во всех трех убийствах, если бы не одна загвоздка: он слишком жаждал заполучить все дело Фортунато, чтобы размениваться на самих женщин.

Ленора выросла в каком-то захолустном городишке в горах Виргинии, где старики до сих пор говорили на языке времен королевы Елизаветы. На Вилли она проработала меньше месяца, и загубить ее красоту он не успел. У нее были медно-рыжие волосы до талии, неоново-зеленые глаза и маленький соблазнительный ротик. Она одевалась исключительно во все черное и всерьез считала себя ведьмой.

Когда Фортунато увидел ее, то был не на шутку потрясен сочетанием безудержной страстности и всепоглощающей чувственности, так не вязавшимися с внешней холодноватой утонченностью. Он взял ее в обучение, и девушка проходила его уже три недели, лишь изредка обслуживая избранных клиентов, а все остальное свое время посвящая превращению из способной девочки по вызову в начинающую гейшу, которое занимало не менее двух лет.

Она привела его к дверям своей квартиры и на мгновение замерла, вставив ключ в замок.

– Э-э... Надеюсь, моя квартира не покажется тебе слишком чудной.

Фортунато остался стоять у порога, а она прошла в комнату и зажгла свечи. Окна были затянуты плотными занавесями, и он не заметил ни одного прибора, кроме телефона, – ни телевизора, ни часов, ни даже тостера. В центре комнаты прямо на деревянном полу была начерчена пятиконечная звезда в круге. Сквозь чувственный аромат ладана и мускуса пробивался легкий сернистый запах химической лаборатории.